СТИХИ 2012-2014 годов
* * *
Рано утром раму открыть
и увидеть льняную нить,
пряжу Парки, летящую с неба
на ладоши чёрных ветвей,
и не думать, что в жизни твоей
столько было первого снега.
Всё равно он первый всегда,
даже если рифму "года"
с логарифмами сводит старость.
Всё равно этот снег лишь твой,
окунись в него с головой
и не спрашивай никогда,
сколько первых снегов осталось.
Ухватись за льняную нить,
можешь комкать её, лепить
и снежки швырять, и любить,
а кого - догадайтесь сами,
лишь бы снова тебя нашла
из небесной манны лапша
и мальчишеская душа
с оттопыренными ушами.
9.11.2012
ТОРГСИН
Я четвёртый в мире синем
после Троицы Святой!
Я стою в Его торгсине*
за пшеничною мукой.
Я, войны не знавший мальчик,
здесь стою с шести утра,
мне бы обруч или мячик
погонять уже пора.
В этой очереди старший,
магазинный мну порог.
На ладошке карандашный
поистёрся номерок.
Я четвёртый, самый-самый,
пропустите же меня!
Но ушла куда-то мама,
связкой ключиков звеня,
и меня толкают черти –
кто в халате, кто в пальте,
пропускаю всех на свете,
впереди давно не те…
И одно мне лишь понятно:
нет муки у старика,
ведь с авоськами обратно
не бежит никто пока.
05.06.2013
* Торгсин (торговля с иностранцами) – магазин, где в 30-е гг. ХХ века в СССР можно было купить абсолютно всё за золото, драгоценности, а иностранцам - за валюту. В послевоенные годы такой торгсин в моем Вышнем Волочке стал магазином, где можно было «отовариться» мукой, сахарным песком и даже белым хлебом – по одному батону в руки. И всё за советские деньги!
***
«Не дудка я, на мне играть нельзя…»
На чёрно-белой глыбе Эльсинора
слезятся смоктуновские глаза –
с такими хоть сегодня в дом актёра,
а можно и в подземный переход,
где в горемычной думе о монете
хоралы Клара истово поёт,
а бедный Карл играет на кларнете,
и некогда подумать о себе,
когда судьба играет человеком,
а человек играет на трубе,
причём с весьма сомнительным успехом.
Что мне до филармонии такой?
Я не учился в музыкальной школе:
как червяков, диезы и бемоли
смахну с листа уставшею рукой.
Не дудка я, на мне нельзя играть:
лишаюсь и таланта, и рассудка.
Но снова колыбель качает мать,
и подпевает маме божья дудка.
27.03.2014
* * *
Уже ты запутался в слове,
а твой удивительный внук
и лобик наморщил, и брови
поднял, словно доктор наук.
Затихни и сникни, и скисни,
как ветер в потухшей листве,
над тайной рождения мысли
в немом до поры существе.
Да, что-то уже балаболит
и кажет свой первый зубок,
но это знакомый до боли
ты сам, твой ненайденный Бог,
ещё до конца не готовый
сквозь толщу немыслимых лет
из Хаоса вытащить Слово
и Словом явиться на Свет.
Июль 2012
* * *
Ни суррогатных матерей,
ни честный опыт опекунства
судить не смею: долг и чувство
чем первозданней, тем верней.
Но повернётся ли язык
назвать наёмной иль приёмной
страну, которую привык
считать родной любой бездомный?
Под пляс попсовый и галдёж
твой сын изверившийся, слабый
всё ждёт, Россия, что придёшь
к нему простою русской бабой,
шепнёшь, ликуя и скорбя:
«Ну вот и встретились, о Боже,
я в муках родила тебя,
я никогда тебя не брошу!»
Поднимешь пыльного с колен
в ещё неведомой печали
и, может, вспомнишь Вифлеем,
где Сына божия не ждали...
6.01.2012
ГРОЗА
Поначалу ведь и не смикитишь,
отчего в предгрозье весело:
не ушёл под воду гордый Китеж,
а вознёсся, словно НЛО!
Ширится, темнеет, громыхает
да ломает месяцу рога:
то ли там коса нашла на камень,
то ль под ветром рухнули стога.
Серые избёнки громоздятся,
а рядком клубятся купола,
и опять не заглянувши в святцы,
кто-то гулко бьёт в колокола.
Да, видать, тревожится по делу
наверху неведомый звонарь:
вновь орда степная налетела –
не попустит ей небесный царь...
И когда сверкнёт ещё над Русью,
ты под крышу зябко не беги,
а послушай, как в высокой кузне
отбивают косы мужики,
как свистят литовки, осеняя
росные укосные луга,
и растут, всё небо заполняя
скуфьями лазурными, стога.
Полюбуйся райскою работой
в запотевшем облачном стекле,
от которой ты душой убогой
напрочь отказался на земле.
Январь 2012
ЧИСТАЯ КРОВЬ. ПИСЬМО ЗЕМЛЯКУ
Я редко спиваю на риднойукраинскоймове,
я три-четыре словечка помню на идиш.
Я полукровка.
Полная в русском слове.
Может, за это ты меня ненавидишь.
Тебе не по нравумой крупный шнобель?
Но это, поверь мне, поправить легко:
покатим в Питер!
Там служит Гоголь,
и бродит Бродский, ещё не «нобель» -
оба с носярсмиого-го!
Тем и славны они
и аз грешный,
к ним прилепившийся, прикипевший
не одной половиной, а всей пуповиной,
ссердцу любезной усмешкой грустной,
тоже томимый, ранимый, хранимый
желанною речью русской.
Мы с тобой, сверстник, из общей детской
в углу за шкафом страны советской.
Как все на свете, сюда явились
бусинкой звонкой в створке жемчужной,
не понимая, какую милость
дал нам Всевышний,
тогда ненужный.
Нужный – кремлёвский, как ты, не любил евреев,
русичей жаловал ссылкой, голодомором.
С людом братался, поймав верёвку на шею,
зная: от фрица спасёт не один Суворов.
Это, ты скажешь, совсем на стихи не похоже.
Было до них ли тогда лейтенанту Абраму?
Он за два года на фронте
две жизни прожил,
даже не зная, что там и найдёт мне маму.
Знала ль донскаядивчиночка-полонянка
в скотном дворе у бауэра под Гдыней:
русский еврей придёт за украинкой Анкой,
чтоб увезти в Россию в платочке синем?..
Знаешь, земляк,
в этой жизни – всё из любови,
даже моё уже стариковское тело,
вот оно перед тобой – стреляй на здоровье:
Спас на крови давно не боится расстрела.
Помнишь, как Борька шарахнул по Белому дому?
Не самого ли себя и выкуривал тёзка?
После парнишек Кавказу швырял крутому,
плачут ещё и теперь невесты-берёзки…
Я на листовки не буду тратить бумагу,
кто на Болоте и против – не различаю.
Просто однажды в родную землицу лягу,
в землю тверскую, в которой души не чаю.
Грустное русское небо одними снегами
холмики наши и, может быть, рядом укроет.
Мы позабудем, кем были – друзьями, врагами:
грустное небо чурается страсти и крови.
Речь наша русская, тихая наша Россия,
верю, ещё далеко шагнёт с дочерями.
Очень прошу вас, девчонки мои золотые,
чтоб ни словечка в дороге не растеряли.
В каждом словечке от всякого Якова, кроме
корня единого, вечной вселенской любови.
Жаль мне, что в нём не услышал ты голоса крови,
мой землячок,
на чистой помешанный крови…
Февраль 2013
***
Кривоват был Потёмкин, сиятельный князь,
но причалил к России Тавриду.
Одноглазый Кутузов Отечество спас
и соседей не дал в обиду.
Так с нательным крестом и двуглавым орлом
не увечными - вечными шли напролом,
и лупила глазёнки Европа
на российского чудо-циклопа.
Наши славные чудо-кривые
не склоняли пред ворогом выи.
Да, грешили, душою кривили
по дворцовым покоям и сенцам.
Но когда неприятеля били,
очень ясно всё видели сердцем.
16.04.2014
РЦЫ
Аз, буки, веди… что там дальше – рцы?
Перескочил – розги бы не мешало…
Церковно-приходские огольцы
в бутики убежали и в кружала,
в планшетники зарылись с головой
и в зазеркалье ботают по фене,
не слыша кашля кашки луговой
или, как ветер в дедовские сени
всю ночь стучит свинцовым кулаком,
зовёт в заречье за родимой речью,
где с ярмарочным шалым говорком
она во рту –что мамкин леденечик!
Аз, буки, веди… что там дальше – рцы?
Пускай и рцы – с той репой в огороде
ещё Кирилл гуляет, а Мефодий
готов нести её во все концы
и подружить с ушами, с языком,
лишь по губам пока и понимая,
что где-то за столичным большаком
лежит страна моя глухонемая.
27.02.2013
***
Небо – в крапинку, время – рябое,
и от времени руки рябы.
Не сходить ли, соседушка Коля,
напоследок ещё по грибы?
За маслятами?
Пусть и маслята,
мой отец желтяками их звал
и такими грибками когда-то
автоматный рожок начинял.
Где лежал он?
Где прячется белка,
или в гари за старой сосной
начиналась его перестрелка,
перебранка с паскудной войной.
А теперь лишь сорока стрекочет,
как музея невидимый страж:
вот низинка, а значит, окопчик,
вот горушка – пожалуй, блиндаж.
Не забыть бы и ныне, и присно,
что который уже листопад
пожелтевшие батины письма
с покорённого неба летят.
5.02.2013
БАВАРСКОЕ ПИВО
– Ах, какими мы были глупыми:
забросали фашистов трупами,
заморозили вражью рать.
Упустили цивильное счастье – то,
а могли из бутылки со свастикой
мировое пивко попивать!
– Моей будущей мамке Анке,
с Малороссии полонянке,
не досталось баварского пива,
шкварок с бауэрского стола,
но какой же она счастливой
уезжала домой на танке
и хлёбовом у германки
по горло сыта была…
17.04.2013
СЛОВО О ПОЛКУ ОТЦОВОМ
Рождённые в года глухие...
Александр Блок
Родившиеся в года глухие,
в серёдке века – в средневековье,
когда отцы – молодцы фронтовые
воткнули в прясла у хаты копья,
усатому снова подставив выи,
что мы,
в штанишках из старых юбок,
могли увидеть в отцовских муках?
Мы ликовали с утра до заката,
мы без конца патефон заводили
и следом за Бунчиковым твердили,
что, мол, и нам помирать рановато.
А вот отцы уже помирали –
в пивнушках горсадовских и на вокзале,
где плач Ярославны слышен едва ли,
им наливала родная страна,
и за победу они осушали,
но и тогда свои ордена
в коробках для спичек аршинных держали.
А спичи пылали в Колонном зале:
наденьте, фронтовики, ордена!
Они завязали. Но не надели.
Поскольку были давно при деле –
о семьях радели, коптили, коптели,
все чаще вскакивали с постели,
отхаркивая кусочки свинца.
Вот так и я потерял отца,
а с ним и застрявшие в прясле копья.
Истинный сын средневековья,
так же, как батя, рвусь из жил,
будто совсем ещё и не жил,
бегу вприпрыжку за веком новым,
а ночью мыкаюсь, что не сложил
Слова о пылком полку отцовом.
Март 2012
УЧЕНИЯ
Мне маленькие самолёты
Всё снятся, не пойму с чего.
Белла Ахмадулина
Внезапно небо разверз громовой удар,
внезапно, дичая глазами,
поймал самоё ты –
гудящий металл,
и не нужен сердечный радар
на эти совсем не лиричные самолёты.
Внезапно в тебя вселился батя-юнец,
сбежавший в июне
с экзамена в семилетке
на Цнинский канал, чтобы всласть
поудить наконец,
и так же ловящий
свистящий небесный свинец,
а рядом, шалея,
плясал мотыль на газетке…
Однако не юнкерсы
резали свастикой воздух густой,
а миги учебной тревогой,
усердные, маялись.
И ты впервые подумал
с нелепой тоской,
что каждой новой твари людской
однажды не лишним покажется свой,
хотя бы маленький, апокалипсис.
СТРАНА РЫБАРЕЙ
Ловец человеков – страна рыбарей,
привитая к византийскому посоху,
мёдами, водами да торосами
с Ним исходившая аки посуху
сотни морей через Гиперборей
до Алясок и Калифорний,
ловец человеков, пушных зверей,
страна моя, кто тебя кормит?
Кто, скажи, погружает в кому
этих удачливых рыбарей,
гонявших псов-рыцарей по Чудскому,
спасавших по Ладоге дочерей,
чтоб на землице, омытой кровью,
поставить лествицу прямо в небо,
а ныне согласных и на Московию
в пробках заморского ширпотреба?
Съёжившаяся до мегаполиса,
отшутковавшая ниже пояса,
тебе, трижды клятая и распятая,
сетью, как глобус в авоське, помятая,
прошу не империй и не эмпирей,
а у криницы брусники с мятою –
чая в дорожку для рыбарей.
30.01.2013
ПАМЯТИ ПОЭТА ВЛАДИМИРА СОЛОВЬЁВА
Рано вьюга тебя захлестнула,
мой соломенный соловей,
брат мой крепкий, широкоскулый,
из Батыевых, знать, кровей
да из кривичских, новгородских,
из заточенного на века
азиатского первородства
европейского мужика.
Так-то мы и стоим, Володя,
пред самими собой в долгу
всё одною ногой на лодке,
а другою на берегу…
Ты и сам тосковал об этом
у бессонной ночной реки:
и куда доплывут-доедут
бесшабашные мужики?
Вот мы, кажется, и приплыли
под извечный трёп и гульбу.
У Судомли под корень срыли
соловья своего избу.
Тут не пашут уже, не сеют,
и вино ли тому виной,
что плывёт и плывёт Расея
по одной реке – нефтяной?
Ты гордился шапкой отцовой,
что тебе, мол, впору она,
а теперь на свалке торговой
нашей памяти грош цена.
К счастью, брат мой, ещё не все мы
позабыли русскую речь
и спасём мы родные стены,
коли сможем её сберечь.
Лишь бы к Троицыну собору,
как и к холмику твоему,
нам дорожка пришлась бы впору –
и по сердцу и по уму,
чтоб, как некогда рыбу леской,
ты тащил нас из забытья,
чтобы слушал и царь небесный
осечновского соловья.
20-21.06.2013
***
Я вам не про игольное ушко:
в него и без верблюда проберётся
поднявшийся презрительным шажком
на подиум блистательного «Форбса».
Я вам не про загадочный парад
и пряталки чужого капитала:
не дантовский пройдя – фашистский ад,
иным богатством мама напитала.
За этот клад – внучат своих молюсь:
вихры им золотые
туча лижет,
как будто вновь орда пришла на Русь,
а дань берут по-прежнему свои же.
17.02.2013
***
Не веришь ни в Бога, ни в чёрта,
да слаще кагора елей,
и лезешь на доску почёта
с копеечной свечкой своей,
поскольку давно без промашки
на выигрыш ставить привык…
И снова по питерской Пряжке
шагает Христос-большевик.
За ним и рулишь ты, мечтая,
что съехав с насиженных мест,
душа притулится родная
к твоей на небесный насест,
и ждёшь вертикальной оценки
за то, что всем миром взялись
часовенки ладить и церкви
среди заколоченных изб.
Как много сторожек для Бога
у горестных русских дорог!
А в тереме отчем высоком
живой, не придуманный Блоком,
по-прежнему Он одинок.
4-5.03.2013
DOLCEVITA
Скосила осень рой осиный:
выпрыгивают из дупла
тельняшки, смешанные с глиной.
Ещё шевелятся крыла,
Ещё ползут, не понимая
что за труды
в осином рае
жизнь уготована иная.
…А слаще прежняя была!
10.10.2013
БАЛЛАДА О ТРОСТНИКЕ
Срывался узкий косогор
в утробу чавкающих кочек
средь глаукомных пузырей.
Одной руке мешал забор,
ощерившийся сворой волчьей
наружу выгнанных гвоздей.
Тянулась правая рука
к полкам гвардейским тростника
и что б её остановило,
пока зовёт ещё душа,
вцепиться на краю могилы
в медвежьи шапки камыша –
в спасенье?!
Да не тут-то было:
стена живого шалаша
переговаривалась с ветром,
хотя порой и безответным,
но шелестя, блестя, шурша.
Я вспомнил:
мыслящий тростник!
А ты хотел в безумном кроссе
схватить за шапки, за волосья
радаров певчие колосья,
пришельцев скрывшие тайник.
Но ветр рванул,
и тростники
ко мне волною накатились,
как будто сами ухватились
за пальцы ищущей руки!
Я перепрыгнул хлябь и сник,
лежал, глядел в чужое небо,
где кто-то радовался немо,
что никогда роднее не был
друг другу мыслящий тростник.
Май 2012
ВИШНЁВЫЙ САД
Не слышит Садовая шёпота вишен –
Содом по Садовой соляркой течёт.
Столичной России, похоже, не лишний
один светофор твой, малыш Волочёк.
Петровский любимец, имперский осколок,
ты столько всё это уже повторял:
болота укрыли натруженный волок,
свисток паровозный баржу отменял…
Птенцы твои в лёгком слепом опереньи
слетают с насиженных предками мест.
У сцены кричит Станиславский «Не верю!»,
хотя очевидны и слёзы, и жест.
Мой Вышний, мой лишний порою с досады
у Цны царским жезлом подымет весло…
Но словно топор по вишнёвому саду,
транзит по Садовой стучит тяжело.
И что нам оставит, с имения съехав,
какой ещё ряской затянет канал?
Бредёт по граниту прибрежному Чехов,
меняя у пьесы уездной финал.
Но докторской трости, видать, не пробиться
до жёсткого сердца огромной земли.
Он тоже провидцем пришёл из провинций…
Немногие помнят, откуда пришли.
7.02.2013
ПРОВИНЦИЯ
Валентину Штубову
1.
Провинция – чужое слово,
в нём римский корень проморгал
столицы покорять готовый
архангельский провинциал.
Опять нечёсаный и босый
не в третий, так в четвёртый Рим
бредёт с обозом Ломоносов,
и мы который год за ним.
А жадной жилке деревенской
одна отрада и нужна:
глянь, словно стольный град вселенский,
открылась бездна, звезд полна.
2.
Шепнул я другу:
– В зеркале земли
пропала твоя звёздочка – Афонино.
Не римские костры её сожгли –
своими же отпета, похоронена
да свечки поминальной не нашли…
А Ломоносов ухом – то остёр:
– Деревней меньше – что за разговоры?
Но снял парик и лысину отёр:
– Я так и не вернулся в Холмогоры…
24-25.01.2013
СУГРОБЫ
Через сугробы и кусты
на силуэт деревни слепо
топчу следы через кресты
столбов натруженного ЛЭПа.
Ещё под ними колея
за лесовозами дымится…
А вот и клюковка моя,
моя болотная столица.
И тут кресты, одни кресты
на окнах рухнувших домишек.
Кому сказать своё «прости»,
где снежный проторить излишек?
Страна, не знавшая Христа,
какая праведная сила
тебя на небо вознесла,
а перед тем перекрестила,
и на прощание, любя,
храня тепло от лихолетья,
укрыла с головой тебя
платком сестрицы милосердья?
19.03.2013
***
Я, как в аквариуме рыба,
хватаю жабрами жару.
Спасибо, Господи, спасибо,
что я в аду твоём живу.
В железных прутьях кенар бравый,
я перья чищу и пою.
Благодарю тебя, лукавый,
за клетку райскую твою.
Спасибо дудке, просвиставшей,
что Бог не выдаст – чёрт не съест.
Спасибо жизни, потрепавшей
охотой к перемене мест,
за всё, что позади осталось –
и за подъём, и за отбой,
что служба мёдом не казалась
мне со Всевышним старшиной.
13.05.2013
БОЖЬЯ КОРОВКА, ПОЛЕТИ НА НЕБО...
Слегка пощекотав ладошку,
скатившись ягодкой с неё,
лети, лети, коровка божья,
в своё высокое жнивьё.
Краюшки чёрной или белой
ты больше мне не приноси.
Я у тебя прошу не хлеба –
души родимой на Руси,
такой, как у твоих подружек
среди немерянных высот,
где ясный месяц с вами кружит
и ночью звёздною пасёт.
А я, готовый распрощаться
с кровинкой божьей навсегда,
задрав башку, дрожу от счастья,
что в небе есть моя звезда.
23.04.2013
ШКОЛЯРЫ
Тот бесконечный ритуал
изрядно тешил первоклашку,
когда он в школу собирал
чернильницу-непроливашку
и ручку со стальным пером,
и перочистку из фланели,
а то и батиной шинели,
и с пуговкой над лоскутком…
Каким невиданным добром
в начале жизни мы владели!
Такого больше не сыскать
ни в школе, ни в музее даже,
и не купить, и не продать,
и не считаются пропажей
непроливашка и перо,
которое, клюя чернила,
как бы за пальчики вело
и кривули мои прямило,
от клякс спасало и марак
и от чего-нибудь похлеще.
Как вам теперь в иных мирах,
школярские смешные вещи?
Спасибо за урочный труд,
что честно жили и служили,
что тут,
где вещи лишь и чтут,
мы вас, родимых, пережили.
И пишет пропись бытия
опять ушастый неумеха,
и каллиграфия моя
не для компьютерного века.
22.01.2013
ОДУВАНЧИК
На майский луг пришедший ниоткуда
с постриженною в скобку головой,
соседских сосен ловишь пересуды
о жизни долгой, трудной, вековой.
Они горды осанкою и бронзой,
они вот-вот и небо подопрут,
не ведая, что рано или поздно
любые великаны упадут.
А ты, весенний клоун и обманщик,
по осени седины разбросав,
опять смеёшься –
желторотый мальчик,
цыплёнок у бессмертья на часах.
13.04.2013
***
Вчера парило, а потом был дождь,
а завтра – вьюги седовласый ветер.
Настанет день, когда и не поймёшь,
а был ли сам на этом белом свете.
Наверно, был. Вот фото, вот строка,
оставленная спешною рукою,
и детские глаза издалека
следят за ней, пока Господь с тобою,
пока стучат случайные дожди
и осень сыпет под окном багрянец,
и девочкою льнёт к твоей груди,
и приглашает вновь на белый танец.
17.10.2013
ИВАН ДА МАРЬЯ
Какие странные цветы!
Они растут, не понимая,
что есть на свете я и ты,
что их зовут Иван-да-Марья.
И что они едина плоть,
понять бы тоже не сумели,
да помнят, что шептал Господь
им, обручённым с колыбели…
Такие странные цветы
не приживутся у могилок,
и не поднимутся кресты
на ложе луговых двукрылок.
У той высокой муравы
ни разу пчёлы не постились,
в ней две весёлых головы
от лишних глаз запропастились.
И шар кружился голубой
над самопальной мастью карей,
и я склонялся над тобой,
и кланялся Ивану с Марьей.
27.04.2013
МОРСКИЕ КАМЕШКИ
Сколько раз тасовал прибой
это галечное пестроцветье.
Мы могли разминуться с тобой,
закатиться в рыбацкие сети.
Но свела штормовая жизнь
и притёрла в песке боками.
Ты теперь за меня держись:
я не Пётр, но тоже камень.
Неуступчивый мой кремешок
из лазури, морского света,
кто из нас друг друга нашёл,
разве важно отныне это?
Как же мало, о Боже мой,
нужно в точке земной счастливым:
мы одной рождены волной
и одним унесёт приливом.
ГЛАЗА НАПРОТИВ
Тане
В рабочем клубе коромыслом дым:
и Ободзинский, и дешёвый глянец
портвейна "Три семёрки".
Лихо с ним
тебя тогда и пригласил на танец.
Забавно, как безмолвное кино,
но кабы знать, что будет всё в новинку,
хотя и мы с тобой давным-давно
не маемся под старую пластинку.
Иные ритмы будут у внучат
на том же, на волшебном повороте,
но и для них, я верю, прозвучат
однажды строки про глаза напротив.
Не зря же ими я который год
так безнадёжно, так бессонно ранен,
и Ободзинский доблестно поёт,
и дольше века длится день Татьянин.
САТИР
Ты помнишь, как было всё это тогда?
Ей было лишь двадцать – и это беда:
ты старше на десять, к тому же – поэт.
Иные перины измявши,
к девчонке прилип, но ручайся, старик:
прилип да не влип, коли к мёду привык…
Ты старше, ты старше, ты старше!
Ах, лживый мальчишка, ты рвался в подвал –
к овчинам, на царские шубы
и фавном несносным кромсал и глотал,
и пил эти детские губы.
И вот над тобою обрушился мир
и вспыхнул у девичьей груди.
Тогда ты узнал, козлоногий сатир,
что девочки больше не будет,
не будет той девочки – будет жена.
Женой – и желанною! – стала она:
любила, царила, корила,
лепила, кормила, стирала бельё,
и ты, обожая, смотрел на неё,
когда старшинство простирнула твоё
и разницу вашу ушила.
И было у вас всё не хуже людей –
пелёнки и гонки, и крики детей,
и даже в предместье квартира.
И было давно глубоко наплевать
на старый подвал, на былуюполать:
овчины не надо уже подстилать,
и незачем помнить сатира…
Март2012
* * *
По зябким пальцам тальника
позёмка пляшет гулевая,
а те ныряют в облака,
иные струны задевая.
Но чуждый музыке металл
гудит стеной неудержимой,
и затихает краснотал,
в сумёт упрятав душу живу.
Так мы с тобой среди зимы
молчим и плечи пригибаем,
как будто бы припоминаем
старинную игру «Замри!»
А струнам боли и любви
всего и нужно в снежном дыме,
чтоб пальцы зябкие твои
сплелись, как в юности, с моими.
15.01.2013
***
Прости меня, за всё меня прости,
за лень мою, за боль в твоём колене,
что под окошком мокрые кусты
полны тоски и пьяной дребедени,
за то, что страсти старость не понять,
что так далёк зелёный берег цнинский,
и остаётся пни в лесу пинать,
и в твой подол уткнуться – материнский.
Я мальчик. Значит, вырасту большой,
лоб разобью, коленки покалечу.
С тобой расстанусь с лёгкою душой.
Я мальчик. Я ещё назначу встречу.
Декабрь 2013
ПИСЬМО С ДОРОГИ
Когда в маршрутке – в братской могиле,
зажатой в соседние автомобили,
мы понапрасну время губили,
как же мы эту жизнь не любили!
Мы не любили, ещё не зная
про петушиный звонок трамвая,
который однажды опять приедет
и отвезёт в говорящий дворик,
где дети гоняют на велосипеде
и шало листья гоняет дворник.
И день начнётся с пейзажа в раме,
знакомого до сердечных колик,
и в поднятом ангелами экране
закрутится наш бесконечный ролик –
с вознёю детской на сеновале,
с бессоницей старческой на перине,
ещё не забывшей, что было в начале,
уже полюбившей, что мы сотворили,
целующей ножки его и темя,
не веря, что время и убивает…
Р.S.:По Восточному в это время
по-прежнему так и не шли трамваи.
И по ТВ всё вели раскрутку
извечной дани столичных улиц
и что-то талдычили про маршрутку,
которая в пробке перевернулась.
А мы с лукошками да стихами
бродили в тот вечер за Колокольней,
играя в прятки с боровиками
в сургучных шляпках что мяч футбольный!
И из весёлых шестидесятых
в ваш нулевой смоляной валежник
струился, словно бы запечатан,
просёлочный ёлочный след тележный.
И богатырскою ратью леса
сосна за сосной на пути вставала,
и было вовсе неинтересно,
что там кукушка накуковала.
2-5.02.2013
***
Там, где раньше Эдем стоял,
только чёрных деревьев рёбра.
А садовник меня не звал,
потому и глядит недобро.
Под ногами кряхтит трава,
как натруженный мотоцикл.
Яблок я у тебя не рвал,
над канавой не тряс, не сыпал.
Лишь одно с ней и надкусил –
эфиопского мёда слаще.
Ты ещё бы нас угостил –
у тебя их вон целый ящик!
Ты молчишь,
ну тогда прости,
мы уходим – и я, и Ева,
раздвигай нам свои кусты:
ей направо, а мне налево.
Декабрь 2013
***
Так и жить, не заботясь нимало,
что залётная птаха клевала,
что дождинки шептали на крыше…
А шептали, что ты не услышал,
не схватил озабоченным глазом,
опасаясь за собственный разум,
за своё неразумное тело,
что клевало, шептало, плясало,
лёгкой птахой за крохой летело
и на крыше дождём воскресало.
11.05.2013
СНЕГИРИ
Словно снегири с весёлой ветки –
щёчки зарумянились да ушки –
в тюбинге, по-нашенски в «таблетке»,
внуки с ледяной летят горушки.
Я в «таблетке» с ними не летаю,
я таблетки доблестно глотаю,
но на горке не бывает лишних,
если продолжается мальчишник
и летят снега неутомимо
вымпелами славного экстрима,
и ложатся звёзды вековые
на горушки русские крутые,
и бессмертной жизни детский слалом
снова снегирём щебечет алым.
16.01.2013
ПАНТЕОН
На старое стрельбище с бомбовою водой,
потопом сброшенной и из ключей, ручейной,
бегу окунуться – дурашливо молодой
и, как вода Саваофа, совсем ничейный.
По старому стрельбищу,
где никто не стрелял никогда,
где половодьем мишени стройбата скосило,
иду я аки Христос и за мной ни следа
слепней, водомерок и прочей нечистой силы.
На старое стрельбище, которое сам сотворил,
умелый, как Бог, сотворил для водолечения,
я внука веду и твержу на ходу: Кирилл,
не слишком ныряй, там подводные есть течения…
На утреннем стрельбище, где всю ночь напролёт
грозился Перун и Нептун бедовал с трирогой,
мой мальчик-цыплёнок ныряет и достаёт
с песков допотопных Его, куриного бога!
27.07.2013
С ЯРМАРКИ
Славно ярмарка гуляла
в Богом созданной тиши,
раскрывала, расстилала
что угодно для души
Самый первый мамкин пряник,
от отца велосипед,
сказку деда об Иване,
о стране, которой нет.
А страна была такая,
и летел, летел по ней,
не жалея, не считая
бегом взмыленных коней,
и сугробов, и проплешин,
и дорожных кабаков.
Сознавайся честно, грешен?
Грешен, но – без дураков,
потому что не случайны
блеск лыжни и плеск весла,
жаркий шёпот женской тайны –
всё мне ярмарка дала.
Но отмолен и отмочен
этот ярмарочный чад
в золотом дыханьи дочек,
в сладком щебете внучат.
Коли не был однолюбом,
верю, тоже Бог простит:
эти очи, эти губы
свет небесный не застит.
А ещё зачтёт Всевышний
на исходе грешных дней
вечный зов цветущей вишни –
лучшей женщины моей.
Ты да я – нас только двое:
для Адама с Евой рай.
Потому платочек вдовий
никогда не надевай,
а помашет с карусели
шаль жар-птицына пера…
На дорожку мы присели.
И – до встречи. Мне пора.
19.01.2013
МОЦАРТ
Зарытый в могиле для бедных,
легко промотавший добро,
с кем ныне пируешь последний
пленительный мой Фигаро?
Игрушку, Петрушку, нелепость
по счастью никто не зарыл.
Ты, словно гомеровский эпос,
чураешься знатных могил.
С аэдом слепым и отпейте
Зевесовой чаши вина,
чтоб долго волшебная флейта
была на Итаке слышна.
12.02. 2013
СНЕЖНАЯ КОРОЛЕВА
Славен очёс облаками развёрнутой кровли,
пальцы циклопов, замёрзших в ледовый период,
рыбий полёт слюдяной застывающей крови –
кёльнский органный хорал на тебя опрокинут.
Готика та ещё, что и не снилась Европе,
как частокол плавников, опустилась на плечи.
Мало у братьев, видать, ещё кровушки попил –
вот получай наконец и мою, человече!
Самую что ни на есть голубую земную,
цвета любезного гордому сердцу дворянства.
К выдумке жадной и жалкой тебя не ревную
и не тоскую, что нет у неё постоянства.
Впрочем, любуюсь твоею магической силой
перенесенья страстей на полотна и в книжки.
Стрел оперенье и шпаги фаллический символ –
будут отныне незыблемы эти ледышки.
А напоследок, сосульки сбивая, потешься:
ёрзай, мой мальчик, над пазлами скользко икая.
Может, тогда ты и мною напьёшься-наешься,
мной, сочинённой тобою владычицей Кая.
25.12.2012
***
Дыши иль не дыши,
кропи кого-то взглядом,
когда родной души
наотмашь нету рядом,
всё это лишь намёк
на жизнь совсем иную,
которую, дай Бог,
однажды не миную –
в надежде на любовь,
на свет и благостыню,
чтобы увидеть вновь
кругом одну пустыню.
2.01.2014
***
Пора бы сердцу принимать
то, что вечернему порогу
шептали и отец, и мать:
«Прожили день – и слава Богу!»
Традиция такая мне
казалась и смешной, и пошлой,
в наш комсомольский дом извне
попавшая случайной почтой.
Шаг за шажком, уже привык
носить в портфеле эту фразу,
но, нерадивый ученик,
не повторил её ни разу.
11.02.2013
***
И немые губы манит
эта странная игра.
Сыр – швейцарский.
Тульский – пряник.
Осетровая – икра.
Гондольер венецианский
и французские духи
лезут с милостию царской
в куртуазные стихи.
Мексиканская текила,
австралийский кенгуру…
И – «Аскольдова могила»:
где-то рядом и умру.
Было брендом – стало бренным,
а глядишь – наоборот.
«Жил на свете рыцарь бедный...»
Вот уж он-то не помрёт –
унесётся по теченью
в чей-то новый мезозой,
как наскальный глаз олений
с человеческой слезой.
31.01.2013
КОНЕЦ СВЕТА
Ты помнишь учебник с землёй ещё плоской,
где некий волшебник, колпак философский,
дошёл по лепёшке до самого края,
к звезде суматошной глаза задирая?
Так в форточку лезут упрямые дети,
хотя и на круглой родились планете,
но тоже желая с неё оторваться –
уж больно живая среда – святотатство!
Вот все и ныряют к старинной гравюре:
а что там за краем – де - факто, де - юре?
Де - юре: комета с хвостом прилетела,
де - факто: для света конца не хотела.
Конца не сыскалось для Старого Света,
поскольку продлялась Колумбом планета,
за золотом рвалась без лишнего такта,
зато округлялась, и это – де - факто.
А где-то плясали весёлые майя,
ещё ни Колумба, ни румбы не зная,
считалки считали, как малые дети,
чтоб в прятки сыграли иные столетья,
где старой Европе и Новому Свету
отчаянный шопинг затмит и комету,
чтоб все колпаки оставались при деле
и в форточки больше уже не глядели.
Январь2013
КАЛЕНДАРЬ
Возьми меня ко всенощной
да в колокол ударь,
мой именной, мой немощный,
мой старый календарь.
Листков, что осень листиков,
сорвал с календаря –
совсем худеет численник,
по-русски говоря.
И всё-таки не ведаю,
когда наступит срок,
а с римскими календами,
наверное бы, смог.
Но потому и кличется
не датою число,
что время для язычества
в России не пришло.
И, значит, рано кланяться
пред этим алтарём –
перед двуликим Янусом
с его календарём.
17.01.2013
* * *
Александру Ардакову
Нет в этом городе души,
а только запах тленной плоти
того, кто царственно решил
обосноваться на болоте.
И пляска бешеных огней
не оживляет невский задник,
где в тихой ярости своей
века томится медный всадник.
Но почему тогда нога
к державным стременам стремится
и до безумья дорога
его безумная столица?
2.10.2012
* * *
Из ниоткуда в никуда
всю жизнь спешили поезда.
Свистели ангелы ночные
над сиплой гарью паровозной.
Плясали заводи речные
чечётку электрички поздней.
Змеёю выскользнув с вокзала
то ли к Москве, то ль к Петербургу,
слепая молния «Сапсана»
земле расстёгивала куртку.
И где была она, нагая,
твоя родная плоть от плоти,
когда уже на склоны рая
ты возносился в самолёте?
Привычны стали расставанья
и встречи с этими и теми,
как будто жвачка расстоянья
твоё растягивала время.
Но и в небесном кресле тело
вновь оседало глыбой льда,
а за стеклом звезда летела
из ниоткуда в никуда.
5.01.2013
СМУТА
Тень Грозного меня усыновила…
А.С. Пушкин. «Борис Годунов»
Когда в Архангельском соборе
ещё экскурсии водили,
когда румяный мальчик Боря
строку у Пушкина украл,
поверьте, он тогда не врал:
они его усыновили,
а заодно благословили
и чушь прекрасную нести,
вновь у арапа принимая
да по росточку примеряя
строку «вам тлеть, а мне цвести».
Но Рюриковичи наказали,
догнав мальчишку на вокзале,
за вдохновенный плагиат,
напомня мне, что в месяц март
в его серёдке,
тож и в Бозе
почил Иван Васильич, грозен
в эпистолярной даже прозе.
А много-много лет спустя,
но в тот же день в донском обозе –
в станице у реки Кундрючей
произошёл обычный случай:
грядущей рифмою свистя,
родилось славное дитя*
Бывают странные сближенья,
заметил Евтушенко Женя,
а может, Маркин, Бог им весть.
Я вздрогнул, посинел от страха:
к чему мне шапка Мономаха!
Не лучше ли иная честь –
скуфейка беглого монаха?
Но и она была однако
чужда по знаку Зодиака,
к тому же лечь могла на плаху –
на это самозванцы есть.
Так я и жил – во снах летая
да хлеб насущный добывая,
порою вовсе забывая,
кого когда-то и какая
навек усыновила тень.
А вспомнил в грустную минуту,
когда на Русь иную смуту,
хоть и по старому маршруту,
тащили все кому не лень.
И эта тень ложилась снова,
сама не зная почему,
на плечи тёзке моему,
и жалко было Годунова:
пока молитву он творил,
ножи точили московиты,
на власть лукавую сердиты…
А в Лукоморье кот учёный
на танке сказки говорил.
9.02.2013
*Автор стихов просит прощения за эпитет «славное»: просто он родился в середине марта, а за столетия до того, тоже в середине марта, «почил в Бозе» царь Всея Руси Иван IV Грозный.
* * *
Шекспира маска и рабы Дюма –
не всё равно ли, кто оставил книги.
И с Каина двуногие интриги,
заполнившие свитки и тома,
в своём смертельном миге однолики,
не трогали б досужего ума,
когда бы Автор истинный не смог
направить в сердце поздно или рано
и Гамлета томительный клинок,
и пляшущую шпагу д’Артаньяна.
20.01.2013
* * *
Было пальтишко на вырост –
стало одёжкой на старость,
чтобы, пока не сносилось,
снова кому-то досталось.
Может, ещё и укроет
пугало на огороде,
может, и лучше пристроят:
голая правда не в моде.
16.01.2013
СЛЕНЁВО
От Андреевского спуска
и до Бежецкого верха
добиралась из Парижа
с командором донна Анна.
Рубят на зиму капусту.
И Серебряному веку
не видна за лесом рыжим
даль свободного романа.
Этот домик с мезонином
не дворянская усадьба,
это дятел, а не сечка
по колодам бьёт сосновым,
это просто именины,
а не сговор и не свадьба,
и полощет ноги речка
повенчавшимся со словом.
- Завтра гости к нам приедут…
- То-то прыгали сороки,
как твои воспоминанья
в африканском чемодане!
- Там я видел людоеда
на огромном носороге. *
Носорог, ты знаешь, Аня,
был похож на Модильяни…
Засыпает деревенька.
Что же страннице не спится?
Да и то – какое дело
до грядущих людоедов?
В тихой горенке Горенко
проскрипели половицы,
и свеча не догорела,
белой ночи не отведав.
Руки голы выше локтя,
а глаза синей, чем лёд. **
За Слепнёвым на болоте
леший больше не живёт.
Николай, да не угодник,
и похож на рыбака.
Ты свободен, я свободна, **
как случайная строка.
Я уснула, мы уснули…
А слепни гудят, как пули
из заоблачной ЧК.
Июль-август 2014
*Стихи Н. Гумилёва
**Стихи А. Ахматовой
БАЛЛАДА О ПТЕНЦЕ
Был в гнезде одиноким яйцом,
побратался и с двойней, и с тройней.
А с досель незнакомым Отцом
и душа его стала спокойней.
Столько после заманчивых лиц,
столько мошек над ним закружилось,
что не знал уже, с кем и делить
этой трапезы Божию милость.
А душа в скорлупу попросилась,
никого не желая губить.
Только клюв сохранил за собой
оголтело галдевший, летевший
за пернатой пиратской судьбой,
за добычей, на мушке висевшей,
над поляной, от крови рябой,
над землёй, от пальбы одуревшей.
И нашёл под упавшей сосной
одинокое пёрышко леший.
Что ещё рассказать о птенце?
Он давно при небесном Отце.
Мелкий ангел живёт, не жалея,
что явился в багровом венце…
Стать бы этой балладе добрее,
да душа остаётся в яйце,
а яйцо в сундуке у Кощея.
20.05.2013
***
Поэт не станет стариком.
Поднявшись до альпийских горок,
он скатится, как снежный ком,
на вечер тех, кому за сорок.
Там серафимовы крыла
он скинет с пуговицы слабой
и заведёт па-де-труа
с любезно-нежной снежной бабой.
Зачем он чепуху ей нёс,
зачем слезился в высшем свете
и, словно шаловливый пёс,
свой след оставил на паркете?
Кому твердил мой рифмоплёт,
что подагрические шашни
и даже ножкой ножку бьёт
растают, словно снег вчерашний?
Да он и сам почти старик,
но не добрав чинов известных,
беспутно льдинками сорит
над бедной жизнью и над бездной,
танцует на чужом балу,
такой случайный, неуместный,
когда и скрипку царь небесный
перенастроил на пилу.
2.03.2013
***
Я жизнь свою поставил на кон –
рубашкой карта вверх легла.
Прости меня, отец диакон,
за чудотворные дела,
что вышла жуткая промашка,
хоть боли сняло как рукой:
писал «за здравие» бумажку,
перевернул – «за упокой».
Вот так всегда он, перевёртыш:
вчера чихал, сегодня мёртв уж,
а всё чудит, чего-то ждёт
и выше сапога засудит,
и то ли Герцена разбудит,
то ль сам не вовремя заснёт.
6.01.2014
***
Скажи лишь слово – «василёк»,
и синий глаз мелькнёт во ржи,
коровкой божьей земляника
раскрасит грустную поляну.
Я говорил когда-то «Бог»,
я был, как все поэты, лжив.
Лиха земная заманиха
и повторять её не стану.
Декабрь 2013
ТЕАТР
Вот оно что!
А ты и не знал,
что он был подлец
и тебя подставлял.
Хоть верил ему,
дурак, ты давно,
всё было уже «по уму»
решено.
А она-то, она:
ни любовница, ни жена,
а столько восторга и интереса –
любопытная пьеса.
Вот и верь
после этого людям,
после мук твоих всех
и исканий!
… Просыпаюсь один,
как судак на блюде:
ни выхода к зрителям,
ни рукоплесканий.
04.01.2013
НОЧЬ АНГЕЛА
Сегодня ангел прилетел.
Топтался в гулком привокзалье,
как будто вновь вспорхнуть хотел,
да крылья за спиной связали.
Зрачками публику листал,
истосковавшаяся чайка.
А на ветровке лейбл блистал
желтком яичным «MadeinChina».
Глаза раскосые слегка,
как и положено китайцу,
и, видно, крепкая рука,
за всё привыкшая хвататься.
Десницу эту ощутил,
когда внезапно подержать мне
он пальцы грешные решил -
не ангельским рукопожатьем.
И потащил за поворот,
и я летел за ним вприпрыжку:
по Фрейду полный идиот,
по Достоевскому князь Мышкин.
Луны катилось колесо,
к нему мой ангел очи поднял
и отчеканил: "Хо-ло-со!"
О чём он, я не сразу понял.
А было с ним одной крови
астрономическое тело:
как мой случайный визави,
оно светилось и желтело.
И я уставился в луну,
приплывшую из Поднебесной,
но ангел на землю вернул
на чистом русском:
– Ты же местный?
Тогда лукавого прости,
ведь не иначе бес попутал,
когда пытался я найти
попутчика в ночлежный угол.
Я на восточных языках
в инязе некогда учился
и вот, здоровье есть пока,
на кирпичи переключился.
Через полмира, полстраны
сюда по лету прилетаю,
а родом я из Ферганы –
почти что, значит, из Китая.
Хожу я здесь – не узнаю
места, что были мне родными,
и по-китайски говорю –
с японскими городовыми...
Он всё рассказывал, шутил,
а я не знал, куда идти
с таким понятным, непомятым,
хоть был он ангел во плоти –
советский, как и я когда-то.
Июль 2012
* * *
Разлапистая гулкая свобода
ведёт к пропахшей серою воде:
Марат болезный, он же друг народа,
заколот в ней Шарлоттою Корде.
А вот и враг народа – Рапопорт.
Тож якобинец?
Врач, хотя и Яков.
Сюжет с Маратом был бы одинаков,
да сам палач вдруг оказался мёртв.
И, миль пардон, повсюду се ля ви –
в парижской дали и на ближней даче,
с обратным знаком, так или иначе,
но эта жизнь совсем не для любви,
и прелести убийственной привычки
не скинешь рукавичкою с руки:
по-прежнему по улицам столичным
в обнимку ходят други и враги.
Разлапистая гулкая свобода
буравит недра, словно антрацит.
Ты друг народа или враг народа?
Не знаю.
Я по горло этим сыт.
Я сам народ – по языку, по крови,
а тот, кто над аренами орёт,
он из народа или из сословья,
которое болеет за народ?
А мне не по карману и не к спеху
билеты брать в кровавый Колизей.
И кланяюсь, как прежде, человеку –
подале от врагов и от друзей.
Декабрь 2012
***
Когда на Майдане запахло Майданеком,
я снова себя почувствовал данником
Великороссии и Малороссии,
которые шмотки советские сбросили
и позабыв, где лежат родители,
надели покроя кровного кители,
по аглицкой моде – вполне толерантные
(терпимые можно за скобки вынести).
Так некогда юнкера опрятные,
ещё Каховками не помятые,
ходили строем в дома терпимости.
09.04.2014
СЛАВЯНСКИЕ СТАНСЫ
Времён очаковских и покоренья Крыма
случайный гость, бреду я мимо, мимо,
ни ликовать, ни плакать не готов.
На мне Одессы пепел, град Славянска,
родная кровь на площади луганской,
и лупит их с арийским постоянством
сам Киев – матерь русских городов.
Что там орда с тевтонами?! Мы сами
себя обложим красными флажками
и сами будем волчьими клыками
ощериваться на себе самом.
В Первопрестольной, в Питере, в Рязани
родимся мы удельными князьями
и отдадим себя на растерзанье…
О Русская земля, ты за холмом!
Компьютерные дети, вас всё пуще
икота мучит Беловежской пущи,
где пили батьки кислое вино.
Мы сами эту чащу пригубили,
мы сами своё тело разрубили,
мы сами душу русскую губили,
и вновь варягов к осту повело.
Идите! Что с нас брать за полем брани,
когда давно свои же обобрали,
оставя борщевик да лебеду,
пускай и вам из гетманского склепа
поскалит зубы чёрные Мазепа,
пока и вы с собою не в ладу…
Я Русь люблю, но странною любовью,
и Лермонтова томик в изголовье
всё шепчет мне в сумятице ночей,
что на него, наёмника-шотландца,
ещё славяне могут полагаться
и, на кремнистый путь ступя, обняться,
кровавый снова перейдя ручей.
11.06.2014
СЕМЕЙНАЯ САГА. ПИСЬМО НА РОДИНУ
Мой старый друг, Троянская война
ещё не началась на Украине,
и бродят иудеи по пустыне,
и для камней находят имена.
Вот этот станет газовой плитой,
на нём и испеку я опресноки,
потом кулич, когда наступят сроки
и камешек сотрётся под пятой,
и песахиудейский станет пасхой,
хотя и будем с прежнею опаской
мучицу затирать чужой водой.
С тобою, друг, от Ягве до Христа
прошёл я через строй тысячелетий,
давай же вместе это и отметим
и посетим знакомые места.
Пока Донбасс сжимает кулаки,
пока кусманы делят на Майдане,
на земляном полу в луганской рани
станицу снова будят петухи.
Они кричат в той хатке глинобитной,
где, спасшись от зенитного огня,
под кумачом зари жовтоблакитной
когда-то мамка ненькала меня.
И я, рождённый в мартовское лихо,
напрасно льну к пустой её груди,
поскольку на полях колгоспных жмыха –
не то что бы картохи – не найти.
А батька, как петух тот оглашенный,
готов о стенку биться головой:
вчерашний ротный в год послевоенный
беспомощно склонился надо мной.
В Россию по просёлкам и оврагам
они бежали с дорогим кульком.
И я живу семейной этой сагой,
и я умру советским стариком,
хотя сравненье просится иное:
Мария и Иосиф, и дитя…
Пусть пёхом, пусть с ослятей – только трое
всегда уходят, лоб перекрестя,
или добравшись до горы Синайской,
желая твёрдость духа обрести,
всегда нас трое в этой жизни райской,
и у исхода – вечные пути.
Прости, земляк, за тон сей неуместный
в мои уже почтенные года:
бежало не от Ирода семейство –
от голода спасалось.
И тогда
напрасен был для них любой эпитет,
любому слову грош была цена.
И накормил семейство не Египет,
а северная батина страна.
Мне от Украйны ничего не треба,
я буду помнить до последних дней,
как русская земля делилась хлебом,
чтоб выжили мы с мамкою моей.
Я через годы возвращался с нею
туда, где голосишко свой нашёл,
и от домашней украинской снеди
ломился в хате бедный прежде стол.
Борщ с чесноком и со слезой рюмашки,
и в добром сале на сковороде
большихяишен плавали ромашки…
И думалось ли разве о беде?
А як спивали, як же мы спивали,
на всю станицу суржиком звеня!
В своей луганской заграничной дали,
моя родня, ты помнишь ли меня?
Поют ли петухи в родимой хатке,
в той мазанке над земляным полом,
иль не курень уже и не курятник,
она пошла по старости на слом?
Ты знаешь, мой земляк, на этом свете
мы все одна казацкая семья,
от Авраама и от Ганки дети
подымутся в единые края,
где, может, позабудется обида,
что на земле за нас всё решено…
Украйна, что нога у инвалида,
болит, хотя отрезана давно.
13-14.04.2014
БЛАГОВЕЩЕНИЕ
А едва начинает слезиться апрель неопрятный
и стеклянные пальчики пробуют шифер и жесть,
я под пляску капельную в путь собираюсь обратный,
не заботясь, какие пожитки с собою унесть.
Мне напрасно китайская пытка стучит по макушке,
обещая последнюю каплю в коротком веку,
а из ходиков, словно из будки собачьей, кукушка
снова дурит башку своим глупым прощальным ку-ку.
Я устал от топтаний кладбищенских в стужу и слякость,
я и знать не хочу, кто туда же проводит меня.
Мне бы с крыши весёлой в стакан корвалола накапать,
потому что дороге обратной не нужно вина.
По колдобинам сдобным, по глызкам скользя и летая,
по распутице рыжей, прости, терпеливая Русь,
я дойду до тебя, Украина моя золотая,
и под маминым сердцем калачиком лёгким свернусь,
и услышу, и вспомню, как славно – родное – стучало,
как однажды оно торопливо старалось донесть,
что сыновнему веку не будет конца и начала
под капелью, в которой благая проклюнулась весть.
11.04.2013
***
Як умру, то поховайте на Украйне милой…
Тарас Шевченко
Поховать – скорее спрятать,
словно чёрный ноготь в лапоть,
что нажито без труда,
что не ведало стыда,
не мозолилось – слезилось,
расплескалось по годам,
перепутав гнев и милость:
«Мне отмщенье – аз воздам!»
Мы лежим в степи великой
с васильками, повиликой,
и непаханое поле
никогда не вспомнит нас,
слёзной тучей не отмолит,
потому что в этой боли
нет ни капельки страданья:
что нам предки и преданья,
что нам Пушкин да Тарас?
Как умру – похороните.
Не пишите на граните,
не скребите на металле,
кем мы были, как нас звали
и зачем сюда пришли,
потому что сплоховали,
отчий дом не сохранили:
Украину схоронили
и Россию поховали
в повилике и пыли…
08.11.2013
***
Эту строчку тебе, неродившийсямой,
я, как мячик футбольный, пасую.
Эта строчка летит над твоей головой,
я и сам перед нею пасую –
не готовый принять, не способный понять,
от кого этот бешеный мячик
и какую игру ты не дал мне сыграть,
мой смешной неродившийся мальчик.
07.10.2013
ОДИССЕЯ
Любитель крупных чисел,
корабли
сумел ты сосчитать у Илиона,
и сорок тысяч братьев – легионы
на перевалы горные ушли,
и сорок сороков, а дальше тьма,
сквозь ельцинский продравшиеся ельник,
легли на поле срама и дерьма,
питая деловитый муравейник.
Любитель крупных чисел не считал,
кто и кого тащил за колесницей
и вожжи на кровавую десницу,
как чьи-то кишки, в спешке намотал.
Пал Илион неясно к чьим ногам,
но хитроумный не прошёл в герои.
Завидовать ли славе и деньгам,
миллениум привычно обустроя?
Овечий пастырь счёты ли, абак
оставил на заброшенной могиле.
Когда богов в Элладе – что собак,
любитель крупных чисел, ты бессилен.
Ты сорок тысяч братьев потерял,
ты сам, минуя точку невозврата,
на чей-то локоть кишки намотал,
убив себя – единственного брата.
15-20 декабря 2013
ПТИЦА-ТРОЙКА
Птица-тройка? Какая там тройка!
Мерседес, Ситроен, Шевроле
проползают на брюхе по горькой,
по обшарканной гарью земле,
ей ни грошика дать не желая,
на рыдван не жалея алтын,
от усердия лоб расшибая,
как дурак, что молился на тын.
Едут ворохом, мороком, скопом,
на заторы мигалкой рыча…
Что за русские мёды Европа
завтра с барского скинет плеча?
Что ещё, погреба подчищая
за потеху – зато оторвусь! –
прикупила когда-то босая,
лишь на ноги и лёгкая Русь?
Пицца-пробка на стольной дороге,
Птица-тройка летит в небесах,
и бросает нам кнутик под ноги
ямщичок при швейцарских часах.
Декабрь 2013
МУЖИК СЕРДЕЧНЫЙ
России блудные сынки
её наследство поделили,
малиновые пиджаки
на звон малиновый сменили.
И коль у Бога всякий свят,
то и прошу в тоске зелёной,
чтоб в рай попал мой младший брат,
спалённыйводкою палёной.
И сам я падал. Не в пивной.
Недогоревшее полено,
лежал в мертвецкой проходной,
и комиссары в пыльных шлемах
там не склонялись надо мной.
А что в гренадские края
не зазвала люли-малина,
святая женщина моя
своим безверьем отмолила.
И значит, прав поэт иной,
что бой идёт не ради славы,
а ради будущей оравы,
хмельной от жизни озорной,
где балагуря и звеня
бубенчиком из многоточий,
моя апрельская земля
проталинами травоточит.
Прости, Создатель, времена
фугасов и больничных коек:
бомжей не видно у помоек,
и видно, кончилась война.
Первостатейный инвалид,
теперь по льготному билету
с душою лёгкой я и еду
туда, где сердце не болит,
где не было его и нету…
А пушка в тамбуре палит.
12.03.2013
***
Катулл воробышка любил
и ласточку – Державин.
Об этом мир давно забыл,
беспечен и тщеславен.
Лети, лети, душа моя,
к тем и иным пернатым,
как вечный слепок бытия,
как неразъёмный атом.
Чирикай, словно горобец,
и цвинькай, как касатка,
биенье маленьких сердец
подхватывая сладко,
не различая, где светло,
где темень вековая,
попеременно на крыло
душевное вставая.
17.05.2013
ВОЛКОДАВ
Мне на плечи кидается век-волкодав...
Осип Мандельштам.
Знаешь, Осип,
бессмертный мой выкрест,
что расчётливый век-волкодав
твои кости опальные выкрал
и на Сотбис удачно продал.
Позвонки не нуждаются в клее,
обойдёмся без лишних затей:
нынче даже изгои евреи
Холокост превращают в музей.
И окажет ещё Мандельштаму
город ссылки калининской честь:
С Мишей Кругом –
ни много, ни мало –
на скамейку предложит присесть.
Бард был тронут тюремным угаром
не взаправду,
но рядом с тобой
очень смотрится Круг на бульваре –
он теперь Мандельштамокружной!
Был весьма не лилейного нрава
твой сокамерник иль визави,
но фамилиям чёртовым – слава
на бульваре народной любви.
Вы настроите вместе гитару,
чтобы публике Миша сыграл
не про век-волкодав –
про волчару
и Владимирский, скажем, централ.
Подойду к вам и я, полукровка,
ни монеты при том не подав,
потому как за пазухой ловко
похозяйничал век-волкодав,
а теперь по плечам, по затылку
шарят когти и рвут воротник,
и никак не найдут на бутылку –
в самый раз она нам на троих!
Ноябрь 2012
КРАСКИ
Комочку глины не с руки
знать, чем лепил его Создатель,
что примерял он – стеку, шпатель
или мозолей бугорки.
А кисть Ваятелю чужда,
и должен сын творенья каждый
сам в этой жизни хоть однажды
покрыться краскою стыда.
...Ты столько раз и врал, и крал,
к чужой жене ходил с опаской,
но никогда пунцовой краской
свой явный грех не обряжал.
Комочек глины липкой, грязной,
ты бронзу славы обожал!
Октябрь 2012
ПЕСОЧНЫЕ ЧАСЫ
Я игрушка с талией осиной –
куколка, двойная западня:
вниз стекают очи, облаксиний...
Господи, переверни меня!
Вновь ушла душа в сухие пятки –
к непогоде так болят они,
как подняться, выжить – непонятно.
Господи, меня переверни!
Ты услышал – и душа взлетела,
сколько в ней небесного огня,
рвётся ввысь, вот-вот оставит тело!
Господи, переверни меня!
Я игрушка, глупый перевёртыш,
я игрой уже по горло сыт,
и напрасно надо мною квохчет
и когтём гребет иезуит –
так же я несносен и безбожен
в этом зыбком, сыпком шалаше,
что однажды на ребро положат
в утешенье плоти и душе.
Март 2012
***
Зачем дорогу ищешь утром
и в снег, и в сатанинский дождь –
чужим, осенним, бесприютным
незнамо сам куда бредёшь
и в листопад «камогрядеши»,
похоже, начисто отверг?
Но вдруг и ветер станет вешним,
когда не ветер он, а ветр,
когда за облаком стооким
мелькнёт любимое лицо,
когда сорока-белобока
княжною прыгнет на крыльцо,
и одинокий лист кленовый
твой след укроет неспроста…
Не зря в начале было Слово,
а после мысли и уста –
ты ими, присными своими,
в истоке, в устье ли пути
всему означь земное имя
и своеручно окрести.
Дорог на свете этом много,
во все концы бегут они,
но лишь одна дорога – к Богу,
и ей поэзия сродни.
Январь 2012
***
Когда в постели голубой
среди больничных окон
ты с простынёю сбросишь боль,
как гусеничный кокон,
когда от жаркого жилья
останется водица,
и бабочка – душа твоя
от пут освободится,
куда ты, дурень, полетишь
в застиранном халате,
кукожа ангельскую тишь
в заоблачной палате,
вонзаясь в сеть кардиограмм
и прочих синусоид,
устраивая тарарам
где и дышать не стоит,
ломая крылья на лету,
выделывая трюки,
но – набирая высоту
к спасительной фрамуге?!
Камо грядеши?
Да туда,
где снег на снег ложится,
где неба слёзная вода
метелями кружится,
где не напишешь ни строки,
где никогда не тает,
зато такие ж мотыльки
весёлые летают.
P.S: У летних мотыльков,
к несчастью, век недолог.
Их всех прибрал, и был таков,
Набоков-энтомолог.
19-20.06.2013
УДОД
Не нужна в руке синица,
глазу надобно удода –
с этой птицей веселится
вся пернатая порода.
Заявить ты можешь лично
в корпорации вороньей:
непривычно, неприлично
щеголять весь век в короне,
с хохолком своим весёлым
прытко прыгать по сугробам,
щебетать в насмешку квёлым
знатным царственным особам,
между тронутым и троном,
травкой, травмой и трамваем,
кланом, клоуном и клоном
никого не выбирая.
Вот и жизнь твоя такая,
как словесная нелепость,
и бредёшь, не понимая,
в эпитафию ли, в эпос.
На высотах или в сотах –
что ославить, что прославить…
А ведь нужно и всего-то
птичьи буквы переставить,
стать удодом и уродом
с царским зрением и слухом.
И подсолнухом Ван Гогом
с лезвием над лишним ухом.
20.03.2013
ГРАЖДАНИНУ ПОЭТУ
(Нечто из Твиттера)
Поэзии нету. Она поскулила
и в ад Интернета в соплях отвалила.
Прощенья не просим за сленг от фанеры:
на дух не выносим иные манеры.
Короче, те спевки отныне в законе,
где голые девки визжат на амвоне.
Пусть ёшкина мать не за это радела,
бумагу марать – нехорошее дело.
И с прежней отвагою в нынешнем мире
ты делай с бумагою это в сортире.
Ты что-то о совести? С ней не подняться
до наших перформансов и инсталляций.
Пусть в Болдине осень к арапу добра,
она не приносит святого – Бабла!
17.01.2013
ИЗ ХАЙЯМА (XXI век)
***
Что не снилось нашим мудрецам,
может, снится нашим мертвецам.
Ёрничаю, прыгаю, тужу,
а на ту ж дорожку выхожу,
чтобы сладкий сон – земной успех
видеть с мудрецами во гробех.
***
Мой дед политику ценил,
перетасовки в мире
и, уходя, меня спросил:
– Что пишут об Алжире?
Я тоже целый век пишу
не о Прекрасной Даме
и, уходя, внучка спрошу:
– А что там на Майдане?
***
Пить чашу эту – праздная затея,
где «не свои» лежат в своей крови
и снова распинают иудея,
однажды призывавшего к любви.
***
Ах, милые мои, себя оставьте
хоть овощами в Твиттере, Вконтакте,
ещё отправьте прядь седых волос.
А мы живым живые были любы:
глаза в глаза и губы в губы –
лишь это жизнью и звалось.
***
Пока ты блистательным был ходоком,
ты ладил с судьбой-алиментщицей.
Однажды проснёшься, а в доме твоём
сынишка Григорий стоит с топором
и с мамой, старушкой процентщицей.
***
Дрова пилил
в свои младые лета,
подрос и полюбил
распил бюджета.
Март-апрель 2014
* * *
Когда Адам пахал, а Ева пряла,
где власть была, я спрашиваю – власть?!
Её ещё и в люльке не качала
та, что ребром мужицким разжилась.
Ещё сосцы её не набухали
тревожным ожиданием тепла,
ещё ни Каин не зачат, ни Авель...
Она в ладошки крошки со стола
смахнёт и ждёт, когда за поворотом
мелькнёт Адам с соломенных полей,
рубаху скинет и омытый потом
кувшин подымет:
– На руки полей.
Забросит в рот похлёбки ложек десять:
– Пора на боковую, поздний час…
Окошко не мешало бы завесить:
видал в кустах сегодня волчьюнесыть,
неужто доберётся и до нас?!
Август 2012
67
Я в юности в БАО* был часовым:
пред тем, как уйти в позёмочный дым,
спал два часа в караулке
в дощатом заулке
с шестьюдесятью патронами на боку
в холщовом подсумке.
Я и сегодня их берегу.
В сердечной сумке
они шевелятся и блестят
все скорострельные шестьдесят,
коль не считать и ещё семи
годков из слепого детства,
подаренных Богом, а не людьми,
да не запавших в сердце.
10.06.2014
*БАО - батальон аэродромного обслуживания
МОЛИТВА
Отче, что еси на небеси,
смертных нас к себе перенеси.
Не истопчем в небе облака,
а душа у лётчика легка.
Верю, что сумею повидать
в горнице Твоей отца и мать,
а ещё мне, Господи, верни
деда, не пришедшего с войны,
не оставь у вечных тополей
без родной, без суженой моей,
без друзей, которых пережил,
без врагов, с которыми дружил.
Яи тут с Тобой не сирота,
но начавши с чистого листа,
святый Боже, правый на Руси,
всех в своем обличье воскреси,
чтобы каждый думал, не спеша,
для чего нужна была душа,
чтобы каждый, коли Ты помог,
хоть на небе не был одинок.
Март 2014